Этика шахмат

 
Юрий Авербах

 

“Часто ухитряются создавать вещи так, чтобы внешняя сторона была бы предметом игры для всех чувств, а внут­ренняя сторона представляла собой особое упражнение для умов с той целью, чтобы увлечь несведущего из народа и заставить его страстно предаться им, и тогда распростра­нится всюду знание о них; и это из разряда, воспринима­емого слухом - инструменты гармонии, из разряда, воспринимаемого зрением - инструменты для наблюдения за звездами и инструменты для определения времени, а из разряда речи - включение в ее содержание разного рода мудрых изречений и рассказов, сочиненных наподобие прит­ч и басен; и вот в этот же разряд входят две игры - нарды и шахматы.”

имам ар-Рагиб, трактат “Этика шахмат”, 11 в

 

Десять веков ар-Рагиб из Исфахана впервые поставил вопрос “что такое шахматы?” и попытался на него ответить. Автор трактата (его полное имя Абу аль-Касим аль-Хассан бен Мухаммед бен аль-Муфаддал ар-Рагиб аль-Исфахани) был весьма плодовитым писателем, теологом и философом. Он умер в 1108 году. Его главный труд – “Средство к познанию шариата” - был широко распространен среди современников. Ученым известна и вторая работа ар-Рагиба – “Лекции литераторов”, в которой, кстати, содержатся кое-какие сведения о шатрандже.

“Этика шахмат” - так назвал ар-Рагиб свой трактат. Он состоит из небольшого вступления, главы о смысле шахмат, главы о позволительности игры, главы о завете шахматистам, о том, что им нужно соблюдать. Прозаический текст изредка перебивается стихотворениями иногда известных поэтов, иногда совершенно неизвестных. Поскольку переписчик сбоку основного текста приписал: Избранные главы из книги “Этика шахмат”, можно предполагать, что оригинал содержал и другие главы.

Трактат имама ар-Рагиба интересен для нас сегодня как подход к вопросу: “Что такое человеческое сознание и культура, и какую роль в их формировании занимают игры”?

Развитие шахмат шло параллельно развитию сознания как мы его сейчас понимаем. Различимы два вида игр в древности – кости и шахматы. Первые шахматы включали кости и только в Греции качество индивидуализации личности и, как следствие, вопрос свободы выбора привели к отказу от фатума как действующего фактора – “теперь сынок ты за все в ответе”. Можно сформулировать три основные легенды возникновения шахмат:

Умиротворение царя завоевателя методом решения задачи на счет - двоичная разрядность 8x2=16; 8x8=64; 8+8=16. Грубо: шахматы - это счеты. Считать - значит двигаться по разрядам. Первые вопросы: “Что ты хочешь знать? Сколько звезд на небе, сколько рыб в океане?” и тд.

Просьба сына царя: “Обучи меня воевать” – перенос детской агрессивности в игру. Мир не страдает от тренировок. “Чем бы дитя не тешилось”. Арджуна и Кришна между армиями – точка тишины, равновесие достигается путем переноса действия в другую плоскость. Понимание связности мира насквозь как принципа работы воли.

Уловка мудрой жены – “пусть лучше играет, чем по бабам шляется”. Шахматы - ловушка внимания. Внимание как способность направить луч сознания в любую точку мира – видимую и невидимую. Телескоп.

Трактат ар-Рагиба поднимает важнейший вопрос – о связи шахмат и жизни. Народы играли в игры, имитируя свои реальные ситуации. Викинги, разбойники Севера, имели игру “Защити Конунга” – конунг ставился в центр доски и окружался воинами, а противник теснил их отряд со всех четырех сторон. Задача игры - пробиться к краю доски, который обозначал берег моря и спасительный корабль. Эта игра имеет современный аналог: “Волки и овцы". Узнав шахматы, викинги бросили эту игру и стали играть в шахматы.

Другой пример – война России и Швеции оставила след в народах побережья и они стали играть в игру типа “Волки и овцы", только их со всех сторон теснили московиты. Связь в другую сторону более сложна для понимания, и ее удается отследить только по следам.

А теперь слово имаму ар-Рагибу.

"…Искусный шутник тот, кто не чуждается истины и показывает свой разум, и занимающийся шутками не считается запятнанным пороком, когда о нем упоминают среди людей умных; и это - как шахматы, ибо в руках сильного игрока они всегда новые, ими добиваются умения обманывать в войнах, что весьма полезно для отвращения врага от битв.

Сказал же Пророк, да благословит его Аллах: война - это обман! Также говорят: если ты не в силах победить, то обмани и будь с помощью своей хитрости более сильным, чем с помощью своих сил...

Играющий в шахматы нуждается в образе действий aлчущего мести, в энергии ищущего и в решимости прыгающего, в готовности желающего.

Какая же большая разница между шахматами и нардами с точки зрения религиозного закона и доблести! Улемы единогласно решили, что нарды запретны, а занимающийся ими - нечестивец, доблесть же требует избегать их. Как же отвратительно для умного стать рабом двух камней до такой степени, что он вручает и свое достояние и свою землю в их руки, и они приказывают ему и запрещают, и он подчиняется их руководству больше, чем подчиняется верблюд, когда его ведет маленькая девочка!...

Сказал один из теологов: шахматы - это мутазилит, а нарды - джабарит, а это из-за того, что играющий в шахматы вправе делать свободный выбор хода и так выражать свое предпочтение, а играющий в нарды вынужден принимать то, как выпадут для него две игральные кости.

Спросили одного человека: каково умение такого-то в игре в шахматы? И он ответил: как же он хорошо играет! Его опять спросили: а как он играет в нарды? Он ответил: как удачно выпадают для него игральные кости? Таким образом, он не приписал действий самому играющему.

И мы видели, что наши предшественника или занимались игрой в шахматы, или допускали эту игру, или обходили ее молчанием. Мы не видели, чтобы имамы, на слова которых можно полагаться, считали бы играющих в шахматы нечестивцами, и они также не считали слабым ум тех людей, которые их избирали.

Что же касается смысла создания шахмат и нард, то Абу Зейд аль-Бахли говорит, что он не перестает быть поклонником шахмат из-за того, что они выявляют последствия мудрости играющих во всем, что они рассчитывали выявить, и превращают загадочное, малопонятное в наглядный пример и в картину, подпадающие под наблюдение и восприятие чувствами, чтобы приблизить это тем самым к пониманию: самыми верными доводами и ясными доказательствами является все то, что постигается путем наглядного показа и подпадает под восприятие чувствами.

Часто ухитряются создавать вещи так, чтобы внешняя сторона была бы предметом игры для всех чувств, а внутренняя сторона представляла собой особое упражнение для умов с той целью, чтобы увлечь несведущего из народа и заставить его страстно предаться им, и тогда распространится всюду знание о них; и это из разряда, воспринимаемого слухом, - инструменты гармонии, из разряда, воспринимаемого зрением, - инструменты для наблюдения за звездами и инструменты для определения времени, а из разряда речи - включение в ее содержание разного рода мудрых изречений и рассказов, сочиненных наподобие притч и басен; и вот в этот же разряд входят две игры - нарды и шахматы.

Обе они устроены так, что по своей внешности это игра для всех - ведь не существовало ни в древнее, ни в новое время двух игр, которым была присуща такая красота трюка и такое разнообразие возможностей, какие присущи им обеим, и потому-то люди увлекаются ими, и обе они распространились среди всех наций, и их создатель претендует на право гордиться ими перед поколениями византийцев и персов; и нет третьей игры в том же роде, как эти две.

Что касается внутренней их стороны, то этим преследуется цель показать, что обе они - самые величественные, почему и увлекаются борьбой в них люди, и что обе они - наиболее глубокие, и особенно потому, что при этом умы становятся в тупик и мысль блуждает…

Обе они - как два религиозных пути - предопределение и рок, и свободный выбор и необходимость - ведь еще в старину верующие мудрецы из каждой религиозной общины и каждого религиозного толка все продолжали спорить по поводу этих двух путей. Одна группа говорила, что движение рабов Божьих и их действия, а также то, что их постигает при этом, будь то бедственное состояние, счастье, изобилие, разочарование, успех, неудача, - все это происходит вынужденно, и что этому всему есть внешняя причина, не зависящая ни от них самих, ни от их силы, и это она, которая дает победу и лишает ее. Затем в этой группировке возникло несогласие, и вот некоторые из людей этих верований стали утверждать, что такой внешней причиной является непреложный приговор, который вынес Аллах каждой своей твари и от которого нет избавления. Естествоведы же из их среды высказывали мысль, что та причина - движение небесных светил, которые приносят счастье или злополучие. Другая же группа утверждает: - все то, что постигает людей в их движениях, действиях и стремлениях, будь то счастье или успех, - все это благодаря их прекрасному выбору и их благоразумию; бедственное же состояние или неудачи, которые их постигают, - все это по причине их плохого выбора и их упущения.

Что касается создателя нардов, то своей установкой он как бы говорит о первом пути; дело в том, что он поставил две игральные кости на место той внешней причины, при которой старание может быть приложено только в той мере, в какой она даст и предоставит, чтобы стало видно воочию, как побеждает ни в чем не сведущий и наиболее слабый, а не тот, который имеет больше прав и более достоин благодаря способности к этому; и как побеждает слабый, когда ему помогает эта внешняя причина, и лишает победы благоразумного, когда эта причина оставляет его без помощи. Первый побеждает захватом линий противника и их объединением; второй же испытывает боязнь, путается в своих действиях и проявляет нерешительность.

Что касается создателя шахмат, то своей установкой он как бы говорит о другом пути - ведь дело в том, что он не устанавливает чего-либо такого внешнего, что работало бы на него, а дает обоим игрокам равные орудия вместо сил, которые заложены в людях, и дело здесь основано на свободном выборе; он показал наглядно, как побеждает тот, кто отлично играет, стесняя пути своему противнику, овладевая его линиями и его орудиями, одолевает его…”

Нетрудно видеть, что в споре между шахматами и на­рдами ар-Рагиб стоит на стороне шахмат, характерных свободой выбора. Эта позиция ар-Рагиба интересна еще и потому, что она, по-видимому, отражает его философские взгляды.

Так, в изданной уже в наше время “Энциклопедии Ислама” об ар-Рагибе сказано, что многие считали его мутазилитом, пока некий Фахр ар-Лин не доказал его ортодоксию. Нам не удалось познакомиться с доводами Фахр ар-Лина, но из «Этики шахмат» неопровержимо следует, что ар-Рагиб сочувствует мутазилитам, их борьбе против догмата о предопределении, сочувствует их апелля­ции к разуму как единственному источнику познания.

Нелогичность и несоответствие догмата о предопределе­нии жизненному опыту людей часто вызывали споры и разногласия среди мусульманских богословов. Именно в те времена были разработаны сложные теории, имевшие целью согласовать этот догмат с жизненной практикой.

Слова ар-Рагиба “…чтобы стало видно воочию, как по­беждает ни в чем не сведущий и наиболее слабый…” наводят на мысль, что он на примере нардов стремится наглядно, хотя и завуалированно, показать всю ошибочность догмата о предопределении. Болёе того, из слов “…когда эта причина оставляет его без помощи.., испытывает боязнь, путается в своих действиях и проявляет нерешительность…” можно по­нять, что ар-Рагиб старается внушить: слепая вера в предопределение вредна и только мешает людям.

Далее ар-Рагиб объясняет, что выражают собою нарды:

“…Что касается нардов, то их создатель сравнивает доску для них с Землей, на которой утвердились люди со своими страданиями и действиями, а четыре части доски он срав­нивает с четырьмя временами года; и двенадцать делений, которые имеются в распоряжении каждого из игроков, он сравнивает с двенадцатью знаками Зодиака, окружающими Землю, и с двенадцатью месяцами года, а двадцать четыре же деления, которые находятся на двух сторонах доски, он сравнивает с двадцатью четырьмя часами, которые являются временными часами суток, месяцев, годов...”

Считается, что нарды изобретены в Иране несколько позднее шахмат. В сочинениях, посвященных изобретению нардов, обычно рассказывается, что эта игра как бы отражает строение Вселенной и имеет астрологический смысл.

Затем автор переходит к описанию шахмат. “…Сколько конницы я видел выступающей против конницы, Как каждая из них дает другой испить чашу смерти на правом фланге, на левом и в центре. Для построения отрядов при столкновении у каждого лагеря есть начальник, который управляет, укрепляя фланги. Когда двинутся в наступление пешие воины и понесется вперед конница по похожей на лестницу площадке, - перед тобой покажутся в их лагере знамена, вооруженные над поднятой ветром пылью. Когда они бьются, то становятся злыми, но остаются невредимыми, не получивши ран и не испытывая враждебности, как было исстари. И все это ради забавы и шутки…”.

Шахматы - модель сражения. Этот образ характерен для многих сочинений. Вот что, например, говорится в «Шахнаме» великого Фирдоуси (IХ в.): “Ты увидишь, когда раскроешь путь этой игры, я ход, и мысль, и снаряжение боя”.

Следующая маленькая глава касается позволительности шахмат и неприязни к ним. В этой главе ар-Рагиб приводит различные мнения, но ясно, что его симпатии целиком на стороне шахмат. Подобная глава является традиционной для арабских шахматных рукописей. Объясняется это тем, что прежде, чем распространиться по халифату, шахматам пришлось выдержать жестокий бой за существование: ре­внители веры пытались показать, что игра неугодна Аллаху и наряду с костями и нардами должна быть запрещена. Отзвук этих событий нашел отражение в литературе. Чтобы показать, что шахматы ве противоречат исламу, в рукопи­сях, как правило, приводятся списки известных лиц - халифов, богословов, законоведов - и излагается их точка зрения по этому вопросу. Среди упоминаемых автором имен интересен некий Саид бен джубейр. “Рассказывают, что Саид бен джубейр играл в шахматы, повернувшись спиной к ним, благодаря своему искусству и проницательности”.

Он известен тем, что принимал участие в восстании против халифа Абд-аль-Малика. После разгрома восстания долго скитался, пока не был схвачен и казнен (714 г.). В истории шахмат с его именем связано первое упоминание об игре не глядя на доску Подобные сведения об игре вслепую в Европе относятся лишь к ХIII веку. Последняя глава рукописи ар-Рагиба особенно интересна шахматистам, так как она дает практические советы. В ос­новном рекомендации автора применимы и к современным шахматам, хотя правила шатравджа были несколько иными: слон прыгал, как конь, но через одво поле по диагонали; ферзь по силе уступал и слону и коню - он передвигался лишь на одно поле по диагонали; самой сильной фигурой шатранджа была ладья - она двигалась так же, как и в современных шахматах; так же, как и сейчас, передвигался и конь.

“…Глава о завете шахматистам, о том, что нужно им соблюдать, а заимствовано это из слов аль-Ладжладжа. Надлежит любителю шахмат менее всего продаваться заботе и печали, ибо забота — окова души и смерть чувству; и надлежит ему также (перед игрой) поменьше работать, ибо усталость оглупляет способности; и да не овладеет им пресыщение, ибо обжорство утомляет органы тела и отбивает сообразительность - ведь когда желудок переполнен, за­сыпает способность делать выводы, немеет мудрость и ор­ганы отказываются мыслить; да не овладеет им бешенство голода и его буйство, ибо желудок, когда он пуст, отвлекает сердце от размышлений, а глаз от осмотрительности.

Это все то, к чему призываются и судьи при вынесении приговоров. На это указывают слова Пророка, благословит его Аллах и приветствует: «Да не судит судья, когда он во гневе!»…”.

Аль-Ладжладж — выдающийся шахматист Х века, умер­ший немного позже 970 года. Своим именем обязан, веро­ятно, физическому недостатку (“ладжладж” по-арабски «заика»). Его сочинения о шахматах упоминаются во многих старинных рукописях. Память о нем как о выдающемся шахматисте много столетий жила среди персов, турок и индийцев. Он стал легендарной фигурой, и некоторые мифы о возникновении шахмат связаны с его именем. В трудах Ладжладжа сконцентрировано все ценное, все лучшее, что было тогда в шатраидже. Сам же Ладжладж считал себя учеником ас-Сули, другого выдающегося шахматиста тех времен, жившего несколько ранее (умер в 946 г.). В своих сочинении аль-Ладжладж не раз выражает своему учителю благодарность за те знания, которые он получил.

Некоторые советы, которые ар-Рагиб считает исходящими от Ладжладжа, на самом дела принадлежат ас-Сули. Впрочем, не ис­ключено, что ар-Рагиб ссылается на аль-Ладжладжа лишь для авторитета и что подобные выводы были известны в те времена многим сильным шахматистам.

Что же касается первого абзаца с медицинскими советами шахматисту, то вопрос о его авторе требует дополнительного изучения.

Дело в том, что Г. Мэррей в своей “Истории шахмат” (1913 г.), описывая одну из рассмотренных им арабских рукописей, указьвает “...он (Ладжладж) цитирует ар-Рази, установившего, в каких случаях неблагоразумо играть в шахматы - когда голова занята другими заботами или после принятия пищи”. Нетрудно догадаться, что смысл приведенной выше цитаты примерно совпадает с этой рекомендацией. Ар-Рази - известный шахматист, живший несколько раньше, чем ас-Су-ли. Однако был и другой ар-Рази, тоже выходец из иранского города Пешт, - знаменитый медик абу Бекр ар-Рази (864— 925), один из основателей алхимии. Известно, что он был очень плодовит и написал много сочинений, посвященных самым различным вопросам, но после смерти ар-Рази его сочинения подверглись сожжению. Не исключено, что эти медицинские советы принадлежат ар-Рази не шахматисту, а врачу.

Далее ар-Рагиб дает такие советы:

“…И надлежит ему, когда игра проиграна, сделать осмотр своим фигурам и фигурам противника, своему королю и королю противника. Ведь сказано: кто оставляет последствия без внимания, то самый малый исход его стремления - всегда гибель. Ему надлежит, когда он найдет какую-либо вещь деше­вой, не покупать ее только для того, чтобы ее иметь; ему надлежит не отдавать ни одной своей вещи без необходи­мости, разве только за более ценную. Ведь один из скупых, наставляя своего сына, сказал: будь как шахматист, который берет чужое и крепко защищает свое. В большинстве партий не должен он выдвигать королевскую пешку выше четвертого поля, разве только чтобы с ней была ферзевая пешка, защищая свою фигуру или мешая чужой, или если партия была совершенно за­крытой и невозможно сделать ее открытой, не иначе как только при помощи этой пешки. Пешку продвигают на четвертое поле в большинстве партий для того, чтобы у ферзя было больше пространства, и если уйдут от него две пешки первого ряда, то лучшая возможность для обеих ладей - находиться в этом ряду, в противном случае нужно поставить здесь хотя бы одну ладью. Общеизвестно, что необходимо принятие мер пре­досторожности для защиты ослабленной границы. Надлежит ему не медлить с выводом обеих ладей и обоих коней.

И когда раскроется партия с обеих сторон и расширится путь для ладьи, ты поставишь ее так, чтобы она имела самое широкое поле действия; необходимо также стараться не давать возможности противнику занимать ее места сво­ими фигурами, и если проникнет какая-нибудь фигура про­тивника, будь она большая или малая, на ее место, то надо ухитриться забрать ее или принудить к тому, чтобы она ушла; а если невозможно взять ее даром, то надо отдать за нее то, что менее ценно, чем она сама, и тогда ни в коем случае не пропадет товар зря.

Старайся, чтобы фигура противника ушла сама или отгони ее. Надлежит также не выдвигать самонадеянно вперед своего коня с тем, чтобы он вернулся обратно без всякой пользы и проку.

Самое лучшее место для ладьи - это чтобы она вышла на второе поле его коня, и если она окажется на этом месте, то, значит, цель достигнута. Самое же плохое место ладьи - ее второе поле, И не следует обоим игрокам устанавливать эти две фигуры на плохие поля, а иначе - приложить старания для их освобождения и пользоваться случаем, пока не будет поздно.

И когда ты будешь давить на короля противника и осадишь его, забудь дело снисходительности и не удовлетворяйся тем, что возьмешь у него коня ферзем или ладью конем; ведь в большинстве случаев стесненная ладья хуже, чем свободный конь, а стесненный конь хуже, чем ферзь. Игрок ведь - это купец, который обязан усматривать для себя пользу, и оберегать свой капитал, и добиваться выгоды при обмене, и отбросить щедрость.

И когда он увидит два хода или три, что является для него верным делом, то должен он начать с первого хода и не осмеливаться на второй, пока также не рассмотрит по­вторно третий и четвертый.

Когда же король противника будет осажден, то пусть совсем не думает о том, что у него самого пропадет: ведь кто сватает красавицу, тот не скупится на калым.

Пусть он остерегается того, чтобы соединились против его короля две сильные фигуры или даже больше: ведь редко бывает иначе, чтобы объединившаяся против одного группа не победила бы его.

...И пусть он остерегается соединения обеих ладей и обоих коней против своего короля: ведь ни в коем случае не бывают слабы люди, когда они помогают друг другу.

Когда же соединятся три пешки в ряду и ты можешь их взять, то начинай брать со средней: со взятия ее раз­бивается порядок, рассеивается совокупность и разобщается собранность.

Если партия будет закрытой и ты захочешь ее раскрыть для того, чтобы получить господство, то не раскрывай ее, пока ни одна твоя фигура, большая или малая, не будет крепко защищена и пока не поместишь своего короля в самом лучшем боку доски, и место для него после открытия партии - это то, которое укреплено и является безопасным и дающим возможность открыть двери его крепости; и когда король выйдет для единоборства со своим соперником, то не должен он остывать, а сражаться, пока не возьмет верх над заветным и над невзгодами.

Надлежит игроку избегать щедрости тогда, когда нужно проявить скупость, и отбросить скупость, когда нужно проявить щедрость. Иногда человек поскупится на малое и обрекает на гибель многое. Одинаково достойны порица­ния - скупой, который проявляет скаредность, когда он дает, и дающий щедро, который расточает кучу денег, - за то, что они превышают должную меру в этом расточитель и скряга одинаковы.

Играющий в шахматы, сидя за ними, должен соблюдать то, что наказывали корейшиты своему послу - придерживайся пяти следующих правил:

  1. лови удобный случай, ибо он скоропреходящ;

  2. выноси решение у головы дела, а не у хвоста его;

  3. берегись обнаружить слабость, ибо слабость — самое ненадежное верховое животное;

  4. берегись вмешиваться в то, в исходе чего для тебя есть опасность;

  5. придерживайся и того, чему учил Сократ: “Основатель­ным размышлением доходят до правильного мнения”.

Благодаря прекрасному второму требованию становятся прекрасными и все остальные. К характеристике шахмат относятся и слова поэта ар­-Сари:

Какими мучительными желаниями кипят они оба душой

И как изливается ум по время борьбы

На арене, участки которой разделила судьба

Между двумя витязями - мастерами в

качестве места для состязания.

Ни капли крови оба они не пролили,

как будто она прогоняется вверх и вниз;

предстают они оба немедленно перед

твоими очами каждый раз; как ты

Глянешь на это вблизи, - то смело нападающий,

то увертывающийся,

И как будто этот трезвый шествует

выпрямившись, и как будто тот, опьяненный,

идет шатаясь.

Как удивительна эта война когда она

выдает, видны клинки мужчин, но не видно

ни одного убитого! ….“

 
 

Эти фрагменты позволяют оценить, чем интересен трактат ар-Рагиба, что нового он вносит в историю шахмат.

Во-первых, трактат ар-Рагиба - самое древнее из из­вестных сочинений, которое широко, в большом философ­ском смысле, ставит вопрос, что такое шахматы, и пытается на него дать ответить.

Во-вторых, трактат показывает, насколько глубоко в то время на Востоке понимали шахматы, насколько сильна была разработана стратегия и тактика этой игры — ведь Европа еще только знакомилась с нею.

В-третьих, трактат проливает свет на личность его ав­тора. Имам ар-Рагиб предстает отнюдь не ортодоксальным теологом, каким его до сих пор считала история.

В его высказываниях, касающихся шахмат, заметно сво­бодомыслие. Хотя и весьма осторожно, он высказывается против догмата о предопределении, ратует за свободу вы­бора.

И, наконец, давая советы шахматистам, ар-Рагиб все время оперирует примерами из обыденной жизни людей, показывая, что в шахматной игре применимы те же правила, что и в жизни, иначе говоря, что шахматы не только модель сражения, но и модель жизни вообще.

 

P.S.

Фрагменты из трактата в переводе Х. Баранова приводятся с сокраще­ниями; комментарии Ю. Авербаха и Х. Баранова.

Трактат о шахматах составляет небольшую часть руко­писного сборника, содержащего двадцать три философских, этических и теологических сочинения. Среди авторов работы известные ученые ХI-ХII веков: историк аль-Шахрастани, философ-теолог аль-Газали и др. Автор трех трактатов бессмертный Ибн-Сина (Авиценна).

Все сочинения сборника переписаны не позднее ХIII века красивым почерком, так называемым насх. В коллекции восточных рукописей библиотеки им. Н. И. Лобачевского сборник этот считается одним из ред­чайших. Ни одно из содержащихся в нем сочинений до сих пор не публиковалось и не исследовалось.

Хранится сборник в этой библиотеке с 1932 года - до этого он находился в Центральной библиотеке-музее Та­тарской республики. А туда он поступил в 1920 году в составе большой коллекции восточных рукописей, собранной казанским педагогом-библиографом Г. Галеевым-Баруди, который привез эту рукопись во второй половине XIX века из Средней Азии.

Не скрою, когда мы с профессором Барановым получили фотокопию шахматного трактата, то были сначала разоча­рованы: в нем не оказалось ни характерных для подобных рукописей шахматных диаграмм, ни милых сердцу шах­матиста вариантов и анализов. Но по мере чтения трактата наше отношение к нему менялось, И было отчего!