Δ
«Виктор Грозный» и его борьба / Виктор Корчной. «Мои 55 побед белыми/черными»
|
Корчной, В. Л. Мои 55 побед белыми / В. Л. Корчной. – М. : Russ. Chess House, 2004. – 235 с. : ил. – (Великие шахматисты мира). – 6000 экз. – ISBN 5-94693-031-1. – Текст : непосредственный. Корчной, В. Л. Мои 55 побед черными / В. Л. Корчной. – М. : Russ. Chess House, 2004. – 243 с. : ил. – (Великие шахматисты мира). – 6000 экз. – ISBN 5-94693-032-X. – Текст : непосредственный.
Если о ком можно говорить, что человек сделал себя сам, то это – о Корчном. Он был из тех, кто долго запрягает, но потом быстро едет. Воспитывавшийся без отца, переживший блокаду, тяжело завоевывавший свое место в жизни, он как никто другой, освоил искусство борьбы, умение побеждать вопреки обстоятельствам и не сдавался, пока оставался хотя бы один шанс на успех. Борьба, конфликт, противостояние были для гроссмейстера естественным состоянием души, средой обитания… И если ее вдруг недоставало, он почти искусственно добивался нужного состояния вокруг себя. Многие даже близкие к нему люди жаловались на его тяжелый характер, конфликтность, излишнюю требовательность к окружающим. Но по-другому он просто не умел. Более того – предъявлял те же требования и к себе. Шахматы закалили его. Да сама жизнь закалила его, поставив перед ним выбор: сдохнуть на этой работе, пытаясь исправить несправедливость, но догнать куда более талантливых от природы, а в придачу еще и более молодых конкурентов, или остаться никем. «Корчняк берет задницей!» – со смаком говорил о нем Спасский, намекая на то, что Виктор каждый день по десятку часов «грыз гранит науки», а он – лентяй и молодой повеса – откуда-то и так всё знал и, не особо напрягаясь, брал высоту за высотой… Корчному же ничего не досталось просто так, до всего, что он знал, он добирался через огромную работу, через пот и кровь и умел ценить труд, знал каждый кирпичик, который заложен в основание дома. И вот с этой высоты он имел полное право критиковать остальных. И самого себя. Чем Корчной поражал СССР, так это своей абсолютной честностью и привычкой называть вещи и людей своими именами: героев – героями, подлецов – подлецами. Для тех, кто читал его автобиографические книги вроде «Антишахматы» и «Записки злодея», это – в порядке вещей. Ему претила ложь и лицемерие, в этих книгах он обильно, со смаком раздает оценки. Но... может ли он так же критически относиться к своей главной работе – сыгранным партиям? В состоянии ли отделаться от лакирования образа, представить себя не тем, каким он был на самом деле, а тем, кем ему хотелось бы казаться?! Это в полной мере не удалось даже такому человеку, склонному к уничтожающей самокритике, как железный М.М. Ботвинник. Ведь что ни говори, но главной вершины, которой он был достоин хотя бы по сумме вклада в шахматы – звания чемпиона мира, – Корчной так и не смог достичь. У него не получилось пробиться сперва сквозь строй из представлявших его поколение Петросяна, Геллера, Таля, Спасского, Штейна, затем Фишера. Он совершил настоящий подвиг, когда резко прибавил в том возрасте, в котором большинство его коллег уже шли с ярмарки, и сумел из довольно конкурентной среды пробиться к матчу за корону, когда ему было под 50! Но там его, увы, ждало новое разочарование по имени Карпов… У кого угодно это вызвало бы неизбежное уныние и попытку оправдаться – да хотя перед сами собой на страницах книги. Но Виктору Львовичу удивительным образом удалось избежать и этого соблазна. Он никогда не пытается доказать, что был самым умным, смелым и предусмотрительным. Или что, к примеру, сознательно создавал и культивировал образ «великого защитника», игрока, который готов ради пешки страдать полпартии в надежде где-нибудь в эндшпиле ее реализовать. Корчной говорил все как есть. Без вензелей и финтифлюшек… Все его шахматные комментарии, еще с 1950-х годов, всегда удивительно ясные и чуть ли не приземленные. Комментируя свои (или даже чужие) партии, он всегда ориентировался на тех, кто будет их читать, на ту пользу, которую они могли бы из них извлечь. Раскрывал перед ними панораму сражения, обозначал критические точки борьбы, указывал ошибки и хвалил удачные решения, никогда не перегружал текст вариантами – понимал, что никого не интересует найденное в процессе анализа, ценно лишь то, что ты действительно видел, от чего отталкивался в своих решениях, на что надеялся… Ведь шахматная партия – это не какой-то музейный экспонат, а живая «плоть», которую, к тому же, создают двое. Именно это он преподнес в предисловии к своему двухтомнику «My Best Games», который вышел в британском издательстве Trafalgar Square. В 2001 году вышла первая половине, в которой Корчной собрал свои 50 побед белыми, а через год – вторая, соответственно, с 50 победами черными. «Эту книгу написал не гений шахмат, все мои достижения в этой игре – плод напряженной многолетней работы и безуспешное стремление к идеалу…» Корчной так определил критерии, по которым выбрал 100 партий для своей книги. Во-первых, стремился к тому, чтобы партии более или менее равномерно разложились по всему 50-летию его шахматного пути. Во-вторых, чтобы среди его противников оказались игроки каждого из четырех поколений, с которыми ему довелось сражаться: «чем больше разных партнеров, тем лучше». В-третьих, он сыграл сотни разнообразных дебютов и ему хотелось отразить свое творческое разнообразие: «чем больше позиций, не похожих одна на другую, тем лучше». Наконец, последним – Виктор Львович особо это подчеркнул – было качество партий. «Конечно, я стремился отсечь встречи с грубыми ошибками, особенно с моей стороны. Однако это должны быть боевые поединки, а не такие, где игра идет в одни ворота. Ну а во время суровой борьбы, как известно, без ошибок не обойтись!» Удалось ли Корчному выполнить поставленные перед собой обязательства? О, более чем. Глубокие и содержательные партии, сочные, яркие и почти всегда наполненные личными переживаниями комментарии, не оставят равнодушными. Ему удается рассказывать про партии полувековой давности так, будто они были сыграны вчера! Масса подробностей и замечаний помогают понять и почувствовать его лучше, чем в автобиографии… Что до разнообразия, то автор специально его анонсировал и работал на него. «История Корчного» начинается с Геллера и Чеховера, заканчивается же Коцуром и Смирновым. А между ними Ботвинник и Решевский, Керес и Смыслов, Петросян и Глигорич, Спасский и Таль, Портиш и Ивков, Фишер и Ларсен, Полугаевский, Любоевич, Хюбнер, Горт, Карпов и Каспаров… Самый частый соперник, оно и понятно – Карпов с тремя партиями. Указатель дебютов едва уместился на одной странице. Если же говорить про содержание партии, то здесь есть буквально все: молниеносные атаки и длительное маневрирование, тонкая контратака в трудных позициях, различные эндшпильные ситуации и т.д. Но самое главное – все эти партии переполнены борьбой! Книга Корчного не только одна из самых откровенных в сравнении со сборниками лучших партий шахматистов такого калибра, но и на редкость полезна… Он не хочет представить себя суперменом и не дает простыни вариантов – он приводит оценку позиции, объясняет свой план, комментирует мотивы того или иного решения и насколько последовательно он был приведен в жизнь. Указывает мотивы ошибок, предупреждает заблуждения, в каждом своем замечании пытается дать крупицу знания, сеет разумное, доброе, вечное. Ну и, конечно, нельзя пройти мимо сочного, метафоричного языка автора. Не у каждого в комментарии к ходу встретишь: «лезет как старая шуба», «смелого пуля боится». Тут нельзя не упомянуть о русском издании двухтомника Виктора Корчного, для которого были привлечены лучшие силы издания «Русский шахматный дом». Ленинградец всегда любил и ценил крепкое русское словцо, и ему было непросто с чопорным английским, да еще и не родным для него. Тут же он с Максом Ноткиным и Владимиром Барским сумели за несколько месяцев совместной работы найти тот самый необходимый баланс. Кстати, откуда в русском издании появились лишние партии? Директор «РШД» Мурад Аманназаров искренне желал, чтобы книга Корчного в России не стала просто калькой с английского оригинала, и попросил Виктора Львовича добавить несколько партий. Тот с ухмылкой произнес: «Да откуда я их возьму? Я же их не сочиняю, а играю!» Но… в конце концов поддался на его уговоры, – так 50 избранных партий превратились в 55. Всем, кому еще не довелось прикоснуться к творению «Виктора Грозного», можно только позавидовать: их ждет уникальное погружение во внутренний мир одного из самых ярких шахматистов XX века, который ни при каких обстоятельствах не терял себя.
Евгений Атаров |