Δ
«Шахматный правнук» Рубинштейна / Разуваев и Мурахвери. «Акиба Рубинштейн»
В свое время Наставник претендента на корону 2012 года Бориса Гельфанда Александр Капенгут в шутку, а, может, и всерьез называл его… «шахматным правнуком Рубинштейна». Хорошо известно, сам Исаак Ефремович постигал черно-белую науку строго по книгам, и шумной дискуссии с коллегами с мельканием рук и идей над доской всегда предпочитал погружение в тайны позиции в тишине домашней лаборатории. Именно здесь рождались все его великолепные замыслы, дебютные концепции, а также удивительные новинки.
В конце 1970-х у Капенгута была одна из лучших во всем СССР шахматная библиотека, – и маленький Борис, приходя в гости к учителю, всегда коршуном набрасывался на свежие издания, в изобилии поступавшие в Минск. В первую очередь его интересовали дебютные бюллетени. Его учитель, не желая, чтобы Гельфанд, чей талант был виден невооруженным глазом, стал однобоким шахматистом, придумал… как заставить его обратить внимание и на другие элементы игры, в частности на эндшпиль. Как-то раз Альберт Зинович достал с полки книгу Разуваева и Мурахвери из серии ВШМ «Акира Рубинштейн», и наказал ему к следующему занятию провести «работу над ошибками»: проанализировать все партии из нее, и найти как минимум пять ошибок в комментариях известного гроссмейстера.
Гельфанд с блеском выполнил задание тренера – он нашел даже больше, чем пять ошибок, к немалому удивлению Капенгута, всесторонне, глубоко и весьма точно проанализировав несколько классических окончаний великого Акибы. Оказалось, маленький Борис увидел многое из того, что не заметил бывалый педагог. Этот опыт оказался настолько значимым для Бориса, что с тех пор он приобрел истинный вкус к эндшпилю, и он только смеялся над известной поговоркой «с молодёжью – в эндшпиль». Ему совершенно не было скучно, и на его счету за сорок лет карьеры – немало блестящих побед в завершающей стадии игры… У него резко выросла техника игры, а также «цена» каждого сделанного им хода!
«Акира Рубинштейн» стал если не первой, то одной из самых любимых книг Гельфанда. И Борис никогда не скупился на эпитеты, отвечая на вопрос, какая из книг повлияла на него больше всего. Что же особенного нашел он в небольшой – на 222 страницы – книге?
Построение у неё довольно нехитрое, причем авторы – гроссмейстер, многолетний тренер сборной СССР Юрий Разуваев, а также известный журналист и переводчик со всех языков мира Валерий Мурахвери – работали над ней поодиночке, независимо друг от друга, ну а свел все воедино редактор Фред Малкин… Как и большинство книг из серии «Выдающиеся шахматисты мира» издательства «ФиС», она строится по стандартной схеме: для начала исторический очерк, в котором читателю представляют «моральный облик» героя, а затем его избранные партии. Вишенкой на торте здесь стал раздел «Звездная мозаика» – в нем читатель без лишних комментариев мог бы просто насладиться избранными фрагментами творчества великого маэстро. Его партии обладают глубокой внутренней гармонией, один их просмотр положительно влияет на понимание игры, особенно у начинающих.
Трудно представить, кем в итоге стал бы Акиба Рубинштейн, если бы случайно, в 14 лет не наткнулся на двух товарищей по классу, игравших в какую-то мудреную, неизвестную ему игру. Стеснительный донельзя, он побоялся сесть за доску, изучал шахматы в одиночку, по учебнику на иврите – это была его вторая книга после торы. А через некоторое время, уже почувствовав, что созрел для серьезного вызова, пришел в шахматное собрание в Лодзи и сразу же присел за столик сильнейшего игрока всей Польши – Георга Сальве.
Конечно, маэстро сразу показал новичку, где раки зимуют, но ему понравился Рубинштейн. А после того, как тот сенсационно выиграл у него легкую партию, а потом устоял в матче из 14 партий: +5–5=4, стал давать Акабе не только шахматные советы, но и деньги, которые в ситуации вечного безденежья (он так и не доучился на раввина, у него не было профессии и средств к существованию) фактически спасли его от голодной смерти в Лодзи.
Несмотря на свой очевидный талант, Рубинштейн очень много работал над шахматами. На тот момент, наверное, больше, чем все лучшие игроки мира вместе взятые… Тот же Ласкер не особо утруждал себя дебютной подготовкой или оттачиванием отдельных навыков – ему это было просто не нужно, он умел собирать волю в кулак, концентрировался, и обыгрывал своих соперников непосредственно за доской. У Акибы же не было такой сильной харизмы и уверенности, он должен был быть готов к любому развитию событий «дома».
Именно отсюда удивительная глубина и точность игры, проработка мельчайших деталей – иначе Рубинштейн просто не смог бы показывать такие результаты и на равных бороться с лучшими шахматистами своего времени. В середине 1910-х, стоило лишь пошатнуться его душевному равновесию, как его результаты тут же просели, и из безусловного претендента на корону, который так и не сыграл в Ласкером, он превратился в… одного из.
Его глубокий профессионализм и готовность работать до изнеможения в попытке довести до совершенства свои лучшие качества легко станут путеводной звездой для шахматиста любого поколения и квалификации. Именно это и подкупило Гельфанда, и сделало его тем, кем он стал. Капенгут лишь подтолкнул Бориса к настоящему кладезю знаний.
Надо сказать, многие, даже крупные шахматисты восхищались кристально ясным стилем игры Рубинштейна, но ни у кого из них, хотя бы частично, не получалось воспроизвести его в полной мере… Высочайшей похвалой к прекрасно проведенной партии, даже во времена расцвета советской шахматной школы, звучало: «Сыграл как великий Акиба!»
Юрий Сергеевич Разуваев, который прошел через шахматную академию Ботвинника, был из числа тех гроссмейстеров, которые крайне высоко ценили технику, его самого частенько обвиняли в излишней сухости. Но именно такой игрок, как он, мог по-настоящему оценить и помочь оценить другим всю прелесть «незамысловатой», а на самом деле глубокой игры Рубинштейна… Он много лет занимался творчеством Акибы, написал целый цикл статей о нем, и кому как не ему было стать автором книги о его шахматном облике. Его комментарии к партиям весьма лаконичны, точно повторяя скупой стиль комментариев самого Руби. Тот, возможно, боялся совершить орфографическую ошибку, и поэтому редко брался за перо. У Разуваева был другой резон – как можно меньше Ю.С., как можно больше Акибы.
Мурахвери же, который не раз проявлял интерес к его биографии, в своем очерке написал портрет настоящего отшельника, у которого за душой, увы, не было ничего, за исключением черно-белой доски. Жизненные перипетии Рубинштейна настолько же скучны, как ходы из его партий, и они не будоражат воображения вроде комбинационных шедевров Морфи или Алехина, – но… в том-то и дело, что за ними скрывается истинная правда шахмат.
Фактически Рубинштейн стал предтечей Капабланки, Фишера, Карпова, Карлсена. Кроме него в 1910-1920-х годах так не играл никто… Неслучайно Ласкер сделал все возможное, чтобы их матч за корону никогда не состоялся, огромные проблемы испытывал в партиях с ним и Капа – легко заметить, что, когда он стал чемпионом мира, Акиба в одних турнирах с Хосе-Раулем почти не играл. Мог ли он стать шахматным королем?! Если бы как-то сумел преодолеть свои комплексы, всецело заразиться этой идеей и… найти деньги на матч, то с большой вероятностью можно ответить – «да». Но не стал. Как, кстати, и Борис.
Это даже интересно… Ботвинник читал Чигорина и Ласкера, Смыслов – Алехина, Карпов – Капабланку, а Крамник – Карпова. И все они становились чемпионами мира… «Учителем» Петросяна был Нимцович, и он вошел в пантеон не благодаря, а скорее вопреки. Гельфанд читал Рубинштейна и Болеславского – и в чем-то неуловимо повторил их путь!
Так стоит ли вам открывать книгу Разуваева и Мурахвери?! Несомненно… Такой и должна быть книга о Рубинштейне – внешне неброской, но наполненной глубоким смыслом. И она не потеряла своей актуальности даже спустя 40 лет после выхода в свет, не потеряет и еще через 40! «Рукописи не горят», а великие партии не меняют своего статуса, сколько бы лет не прошло. Ведь через таких как Рубинштейн мы научились понимать шахматы.
Евгений Атаров