Δ
Евгений Атаров БЕЗ ЦАРЯ В ГОЛОВЕ
Представьте ситуацию, что Аргентина с Месси вдруг отказались от титула чемпиона мира по футболу или Новак Джокович сообщил, что он будет играть в теннис ради собственного удовольствия. Абсурд! А вот в шахматах такое могло произойти запросто. Более того, эта традиция имеет глубокие корни и повторялась уже не раз. В том числе – и сейчас.
В чем истоки такой ситуации? Дело в том, что роль сильнейшего игрока в шахматы никогда не была категорией спортивной. На протяжении веков она носила таинственный, сакральный характер.
А людям, мало знакомым с игрой на черно-белой доске, всякий такой человек представлялся настоящим демиургом, повелителем умов и судеб, чья власть мистическим образом распространялась далеко за пределы самой игры. Умение хорошо справляться с армией деревянных фигурок всегда воспринималось как прямой признак ума. Это четко прослеживалось в литературе, а затем и в кино. На шахматных чемпионов смотрели как на людей с другой планеты, как на великих композиторов, живописцев или поэтов – на тех, кому дано что-то свыше. Поэтому им прощалось буквально всё – их странности и чудачества, амбиции и жажда поклонения. А их решения, сколь бы они ни были странными и противоречивыми – в том числе желание уйти, – принимались публикой почти беспрекословно («Разве могут они ошибаться?!»).
«Слепые» сеансы одновременной игры на 2-3 досках композитора и лучшего игрока своей эпохи Филидора вызывали восторги прессы, собирали толпы аристократов в конце XIVIII века. Способность Лабурдоннэ решать задачи, музицировать, играть одновременно в шашки и карты, во время сеансов не глядя на доску, для публики начала XIX века граничила с настоящим чудом. А когда в 1857 году на сцене появился гениальный американец Пол Морфи, люди буквально начали сходить по нему с ума.
Пол Морфи. Праведный бунт гения
Глядя на путь, который проделал Морфи в шахматах, не приходится сомневаться, что он в любой области, связанной с памятью, знаниями и интеллектом, достиг бы самых больших высот. Шахматам несказанно повезло, что его дядя оказался настоящим фанатом игры и смог уговорить Морфи принять участие в нескольких американских турнирах, пока Поль, экстерном закончивший университет, откровенно не знал, чем заняться в течение полутора лет, прежде чем он в силу возраста смог бы начать юридическую практику.
Едва ли Морфи когда-нибудь всерьез занимался шахматами. Буквально все, что ему было нужно, он почерпнул из практики, на лету постигая шахматную науку, моментально запоминая все нужное и никогда дважды не повторяя собственных ошибок. Его уникальная память и способность к адаптации позволили ему выработать собственную «формулу успеха», и побеждать всех соперников. Американец совершенно точно не стремился быть «идеальным игроком», для него шахматы были не более чем развлечением. Он принципиально не брал деньги за свои победы в турнирах, матчах и в выступлениях. Морфи не считал себя шахматистом и человеком, для которого игра была делом жизни, тем более смыслом существования. Даже юриспруденцию Пол – потомственный аристократ и сын адвоката – считал куда более значимым занятием для общества.
Поэтому, когда Морфи победил всех достойных соперников, с которыми ему довелось сыграть – Паульсена, Барнса, Лёвенталя, Гарвица и Андерсена – Поль решил поставить точку в шахматной карьере. Он просто не мог понять, для чего ему продолжать играть в шахматы. Ему был лишь 21 год, его ждала блестящая карьера юриста, вся жизнь была впереди.
Морфи по всем правилам короновали в Нью-Йорке весной 1859 года, когда он вернулся из поездок в Лондон и Париж. Он заявил, что теперь отказывается играть на равных, предлагая любому сопернику как минимум пешку и ход вперед. Не встретив понимания у коллег, Морфи сперва ограничился сеансами. Закончилось всё тем, что он возненавидел игру и сжёг всё, что могло его с ней связывать. Однако шахматы и шахматисты буквально преследовали его до конца дней, словно давая понять, что своим уходом он сделал их настоящими сиротами.
Эмануил Ласкер. Расчетливый блеф
Если Морфи считал шахматы просто приятным времяпрепровождением, то для Ласкера они были самой жизнью, той путеводной звездой, что вела его по лабиринтам судьбы. Все его попытки забросить игру были не более чем проявлением снобизма и попытками набить себе цену. Расчетливый и холодный прагматик, он каждый раз будто спрашивал у шахматного мира, хочет ли тот его возвращения, и каждый раз получал очередное подтверждение. Как ни крути, а страсть к бриджу, увлечением математикой, философией, литературой, любовь к непокоренной игре го (возникшая у него из ниоткуда, и точно так же ушедшая в никуда) оказывались не более чем дымовой завесой, попыткой обмануть самого себя: ему есть куда уйти из шахмат.
Хронологически Эмануил несколько раз надолго пропадал с шахматной сцены. Сперва с 1896 по 1899 годы, когда, отняв корону у Стейница и защитив ее в четверном матч-турнире с тремя сильнейшими соперниками, Ласкер удалился с мировой сцены, вернувшись к семейной жизни и занятиям математикой в берлинском университете. Затем еще на шесть лет он пропал после того, как разбил всех соперников на стыке веков в Париже и Лондоне. В 1904 Ласкер в Кембридж-Спрингс потерял титул непогрешимого монарха и был вынужден снова доказывать свою силу. В 1907-м ему прямо сказали: «Если ты – шахматный король, защищай титул, со времён победы над первым чемпионом мира прошло уже десять лет!» Проведя цикл защит, Ласкер снова исчез. Вышел из тени в 1914-м, отстоял честь первого номера перед новой звездой, Капабланкой, и тут же снова пропал, теперь на целых семь лет. Несмотря на войны и разорение, он держался за свой титул слишком долго, но в 1921 году кубинец положил этому конец. И Ласкер исчез снова: не получив приглашения на нью-йоркский шахматный турнир 1927 года, он в знак протеста заявил, что больше не будет принимать участие в соревнованиях, и держался до 1934 года, когда в 66 лет был вынужден снова вернуться в игру, – и всё доказать!
Как публика относилась к исчезновениям чемпиона мира? Во-многом, по-философски: вот Ласкер есть, а вот его нет. Каждое его возвращение было хорошо обставлено, он никогда не разочаровывал, всегда оправдывал надежды, а значит, его стоило ждать.
В шахматах Ласкер оседлал нишу «психологии»: он тонко разбирал своих противников и против каждого из них действовал максимально неудобным образом. То же самое он делал и со своей шахматной аудиторией, играя на ее слабостях и желаниях. Не исключено, что время от времени Эмануил действительно уставал от этой игры, но моментально собирал волю в кулак, и показывал лучшие качества, как только на кону оказывалась стоящая сумма. Он начинал как «кофейный» игрок, главной способностью которого было не просто бить более слабых соперников, а заставлять их всякий раз возвращаться к нему за столик, чтобы содрать с них шкуру по новой! Едва ли не вся карьера Ласкера – это затянувшаяся более чем на полвека партия в берлинском «König», из которой он вышел победителем.
Александр Алехин. Шаг в бессмертие
Представить, что первый русский чемпион мира мог прекратить играть в шахматы, просто невозможно. Играть для него было настолько же естественно и необходимо, как дышать. Он был буквально одержим черно-белым миром, посвящал ему всего себя без остатка. Александр мог пойти на подлость или предательство в реальной жизни, но не за доской. Здесь, в храме Каиссы, он был абсолютно честен перед самим собой. Глубоко символично, что даже в последние минуты жизни перед ним стояла шахматная доска с расставленными на ней фигурами.
Представить себе Алехина, добровольно ушедшего из шахмат, совершенно невозможно. С шахматами его смогла разлучить только смерть, которая пришла за ним в номер заброшенной гостиницы португальского Эшторила весной 1946 года. Его смерть породила проблему, с которой еще не сталкивался шахматный мир – король ушел, так и не оставив наследника на троне. Сам Алехин постоянно жаловался на новые поколения, говоря о том, что они словно ждут, пока ему не стукнет шестьдесят. Не сумев в 1941 году сыграть с Ботвинником в СССР, чемпион мира несколько раз пытался сразиться с Кересом в фашистской Германии, но тот всякий раз отказывался от поединка, опасаясь (не без оснований), что шахматный мир не признает ни его титул, ни его самого.
А сразу после войны началось сражение за шахматное наследство Алехина – еще при жизни! Чемпиона исключили из первого послевоенного турнира в Гронингене (где гонку за победу устроили Эйве и Ботвинник), предлагали исключить его из чемпионов за сотрудничество с фашистами и назначить «заместителем» Эйве (у того уже практически был готов проект матча с Решевским). Скорее всего, так бы и случилось, но пришла печальная весь из Эшторила, за котором последовала активизация советской шахматной федерации. До тех пор не имевшая в шахматном мире никакого веса и не желавшая иметь дела с буржуазным западом федерация выступила с инициативой о проведении матч-турнира за титул чемпиона мира и вдобавок была готова его профинансировать. У федерации был свой лидер – Михаил Ботвинник, а у него – космическое эго, помноженное на желание привезти корону чемпиона в СССР.
Так была восстановлена историческая справедливость, прошедшаяся по цепочке соотечественников «Чигорин–Алехин–Ботвинник», а от него на всех советских шахматистов, установивших гегемонию над титулом аж на четверть века. Имя самого Алехина при этом блистало в торжественном венке отечественных чемпионов. В честь него называли дворцы, залы и секции, выпускали книги и исследования, а в 1956 и 1971 годах проводили помпезные супертурниры.
Бобби Фишер. Ставка больше, чем жизнь!
Если Ботвинник начал эпоху шахматной гегемонии СССР, то Фишер ее завершил, вернее, прервал, как нож сквозь масло пройдя через ее лучших представителей в начале 1970-х, и завоевав титул чемпиона мира. Несмотря на то, что Бобби родился и вырос в Америке, его можно было бы назвать лучшим представителем советской шахматной школы. Он учился по тем же книгам, что и наши лучшие игроки (для чего даже изучил русский), пользовался теми же методами подготовки, и использовал всякий шанс, когда ему доводилось общаться с его лучшими представителями. Более того, по шутливому выражению Спасского, он проводил в работе больше времени, чем вся советская олимпийская сборная вместе взятая.
Но если в СССР стремились всячески подчеркивать универсальность наших шахматистов, боясь назвать их профессионалами, то Фишера за пределами черно-белой доски не интересовало почти ничего. Намного позже он любил себя называть не гением шахмат, а просто гением, которому шахматы просто попались под руку. Он стремился достичь в игре полного совершенства, и подобно Алехину мифологизировал свою связь с шахматами. Угрюмый и закрытый в обычной жизни, он совершенно преображался, когда оказывался за шахматной доской, и мог до бесконечности идти вперед, пытаясь докопаться до истины. Игра была для него идеальным миром, люди же – угрозой, поводом для его мучительных сомнений и переживаний. Неслучайно Бобби с такой теплотой относился к животным, а среди его друзей оказывались тихие, никому не известные люди. Огласка, слава и внимание заставляли его насторожиться и встать в боевую позу, чтобы как можно быстрее вернуться к своей приватности. Он строго следил за тем, чтобы его права не нарушались, и никто не мог воспользоваться его известностью.
Чем большей славы он достигал, тем труднее становилось справляться с ее давлением. Фишер категорически не мог допустить, чтобы она вторглась в священную область шахмат, начала оказывать влияние на его игру. До тех пор, пока Бобби мог сдерживать эту границу (а с каждым новым выступлением это давалось ему все труднее), он продолжал показывать совершенно выдающиеся результаты. Когда же эта граница лопнула, он был вынужден капитулировать перед самим собой.
Фишер едва не сорвал матч за корону со Спасским в 1972 году, а после получения титула «чемпион мира», он не провел в этом качестве ни одной партии, три года не садясь за доску. Когда пришла пора защищать титул в матче с неизвестным и непонятным ему Карповым, обстановка для Бобби стала просто невыносимой, и он сдался на милость своим демонам.
Его уход, самоотречение или бегство были чем-то сродни решению Морфи, только имели для шахматного мира куда более глубокие и тяжелые последствия. Он погасил внезапно разгоревшийся огонек всемирного интереса к игре, убил в зародыше тот бум шахмат, что вполне мог произойти в 1970-х, ставших поворотными для мирового спорта. Если бы Фишер продолжал играть и побеждать, шахматы вполне могли бы находиться в одной весовой категории с профессиональным боксом или теннисом, стать популярными наравне со всеми игровыми видами спорта и олимпиадами. Неслучайно суммы ставок в великих боях Али против Фрезера и Формена равнялись суммам, которые Фишеру предлагали за возвращение из самовольного заточения и коммерческий матч с Карповым.
Но он не вышел. А его возвращение 20 лет спустя – это уже что-то из Дюма. Оно не имело ни малейшего знания для шахмат. Только для благосостояния самого Фишера.
Магнус Карлсен. Скука совершенства
Едва ли можно было предполагать, что история шахмат придет к тому, с чего и начиналась: кто-то окажется настолько сильнее остальных, что заявит об отказе от титула чемпиона мира, потому что ему «стало неинтересно играть». И при этом… никуда не уйдет! Почти как Майкл Джордан, который, выиграв на баскетбольной площадке всё, о чем можно мечтать, вдруг решил стать бейсболистом. У Карлсена вышло радикальнее, он сосредоточился на том, чего действительно хотел: на рапиде, блице и онлайне.
Лучший шахматист за последние 15 лет и, возможно, за всю историю шахмат, сделал то, что в свое время оказалось не под силу Фишеру. В отличие от американца, Магнус смог вдохнуть рекламный потенциал в шахматы (а может быть, персонально в себя), сделать их популярными в мире на различных полюсах общественного интереса: от Стивена Хокинса до Билла Гейтса, от Лив Тайлер до Криштиану Роналду. И поднял ту самую, давно забытую формулу: раз шахматист – значит умный. Норвежец стал мегазвездой у себя дома (затмил даже лыжников и биатлонистов) и одним из самых узнаваемых лиц во всей Европе. Он буквально превратился для всех в «мистера шахматы», чего не достиг Каспаров, хотя и приложил к этому массу усилий.
Где бы Карлсен ни играл, всюду собирались толпы поклонников игры и лично Магнуса, а норвежское телевидение умудрялось продавать многочасовые трансляции с шахматных турниров, чьи рейтинги держались на уровне топовых матчей футбольной английской премьер-лиги или же плей-офф в NBA.
Он выиграл пять матчей на первенство мира, разгромил в турнирах шахматистов как предыдущего, так и своего поколения, достиг невероятных высот рейтинга и объединил в своих руках короны по всем дисциплинам (не хватало только «шахмат Фишера»). И вдруг после очередной защиты в 2021 году Карлсен заявил, что больше не находит для себя ничего интересного в том, чтобы каждые два года тратить по 3-4 месяца своей жизни на подготовку к матчу, от которого он не испытывает ничего, кроме стресса, и на котором играет в свои худшие шахматы. А что до титула классического чемпиона мира, то у него осталось еще масса непокоренных вершин (взять тот же рейтинг 2900).
Кстати, сперва Карлсен оставлял для себя лазейку: если в турнире претендентов победит кто-то из молодых звезд, это может вернуть ему мотивацию, и он все-таки выйдет на старт. Когда же победил его последний противник, которого он вынес с сухим счетом, никакого интереса поединок у чемпиона больше не вызывал. Не нашла понимания и его последняя попытка со сменой формата. После этого Магнус сказал классическим шахматам окончательное «нет».
Как это отразилось на Карлсене? Обрел ли он счастье после отказа от короны? Сложно судить. По его словам, ему больше нет дела до этого (хотя многих шокировало, что он практически не следил за матчем за вакантный титул). Совершенно очевидно и то, что Магнус стал гораздо меньше времени уделять занятиям шахматами. Это уже отразилось на результатах: на норвежском турнире в начале лета 2023 года Карлсен впервые в жизни не выиграл ни одной классической партии, зато сокрушил всех в блице. Вряд ли это его шокировало: Магнус понимает, что все имеет свою цену, и «убиваться» по этому поводу точно не собирается. Если Карлсен захочет (а такой спортсмен до мозга костей обязательно захочет), он с очень большой долей вероятности сможет вернуть свой прежний уровень.
А пока он просто наслаждается жизнью – тусуется со звездами, открывает футбольные матчи, снимается в рекламе, играет в покер на деньги в телешоу. И имеет на это полное право. В конце концов, свое место в пантеоне шахматных богов Карлсен уже заслужил!