Сила судьбы


 

 
 
Во вселенной наш разум счастливый
Ненадежное строит жилье,
Люди, звезды и ангелы живы
Шаровым натяженьем ее.
Мы еще не зачали ребенка,
А уже у него под ногой
Никуда выгибается пленка
На орбите его круговой.
 
Арсений Тарковский
 

Эту историю рассказал Юрий Львович Авербах. Все действующие лица реальны и имеют прямое отношение к политической ситуации, сложившейся к концу второй мировой войны.

Собственно речь шла об истории шахмат. Первые шахматы включали кости, на ход игрока существенно влиял фактор случайности, который выражал волю богов. Наступило время и в Греции право человека на выбор освободилось от давления фатума, рока. Как будто кто-то сказал древнему греку: – “Теперь, сынок, ты за все в ответе”. После похода Александра Македонского на Персию героическая идея проникла в Индию и, отразившись в играх, создала прообраз современных шахмат.

Взаимодействие – главный принцип шахмат. Фигуры и форма доски, правила ходов менялись с течением времени, но этот принцип оставался неизменным. Следующий принцип шахмат – сжатие взаимодейстий, ничего лишнего. Шахматы расширяют сознание на скудном наборе возможных взаимодействий – ограничение возможностей приводит к умножению сил. Очевидна связь шахмат и интуиции, подсознания – умение включать или включаться, использовать скрытый ресурс или вспоминание. Принцип гармонии в шахматах - красивых ход это правильный ход. Можно мыслить ряд: архитектура - гармония форм, музыка – гармония звуков, танец – гармония движений, шахматы – гармония взаимодействий.

Беседуя обо всем об этом мы перескочили на тему математического описания шахматного пространства. ”…шахматная доска, плоская с виду, в пространстве взаимодействий фигур представляет собой сложную поверхность, искривленную ради обеспечения равных длин катетов и гипотенузы…”: – и тут кстати, как иллюстрация к фразе, оказалась судьба человека, и мы немедленно двинулись в прошлое…

“…на поверхности шара кратчайшим путем между точками А и H является кривая…” – наш герой, будучи военным переводчиком в генеральном штабе советской армии, силился объяснить американским союзникам почему самолеты, поставляемые по ленд-лизу в Россию, летели по странному маршруту. Нарисованная на карте линия полета выглядела огибающей, излишняя кривизна которой смущала некоторые толстолобые заокеанские умы. Откуда им было знать, что градус этой дуге добавляло нежелание Хозяина делать подарок американцам – фотографии лагерей на юге России в WashingtonPost?

Война только началась и Америка уклонялась от прямого участия, но готова была обсуждать военные поставки в Россию. Переговоры происходили в Белом доме под патронажем президента – Рузвельт присутствовал лично. Природа наделила нашего героя талантом ритора и какой-то реактивной сообразительностью. Этого не мог не отметить Рузвельт, человек проницательный и все замечающий. Но даже Рузвельт, очевидно, не мог представить себе в полной мере масштаб действующей силы, заставляющей поверхность земного шара кривиться в России сильнее, чем за ее пределами. Что заставило Рузвельта упомянуть никому неизвестного военного переводчика в письме Сталину? Понравился ли ему смелый, прямодушный характер советского капитана, напомнил ли он ему решительных пионеров Запада? Или он отметил американскую деловитость и убедительность, с которой преподносилась доказательная база очевидной чуши? Это собственно не важно ни для нас, ни для нашего героя.

Сила, искривляющая поверхности сверх необходимого, уже избрала капитана глашатаем ее решений и привела нашего героя к участию в акции по локальному изменению радиуса Земли. Эта сила и была замечена Хозяином при чтении письма Рузвельта, замечена и опознана с первого взгляда. Собственно он хорошо знал эту силу, так как сам был ее частью и, как ему мечталось наедине с самим собой, даже руководил и управлял ею по своему желанию. Немедленно было составлено ответное письмо и наш герой оказался на фронте в действующей армии быстрее, чем это письмо прочитал Рузвельт.

Точно так же как американские специалисты по картографии ломали голову над причинами необычного искривления маршрута самолетов, наш герой терзал себя долгие годы вопросом: почему его не пускают домой в Москву после окончания войны, а последовательно направляют из очередного пункта A в очередной пункт H? Временами он не мог отделаться от странной мысли, что линия его возвращения с фронта, будучи начерченной на карте, напоминает давно забытую кривую дугу, прямизну которой он так успешно отстаивал во время оно.

После смерти Сталина архивы переписки были вскрыты, и тайное сделалось явным. Сила, которая кривит поверхности – земного шара ли, шахматной доски – скривила и судьбу нашего героя, связывая на первый взгляд несвязанное в одну линию, соединяя несоединимое, заграничное в одну историю. Но разве не эта же сила загибает в буквы росчерк пера на бумаге, составляя текст, в том числе этих строк? В конечном итоге та же сила учит писателя читать, распознавать знаки судьбы, написанные ее рукой, и она же учит читателя писать, рисовать своей судьбой эти знаки – во имя вящего развития чудес единой Буквы.